Он вытер губы и вручил пустую кружку стоящему наготове слуге.
— Рейна, мне нужно немного отдохнуть. Мои люди исполнят любую вашу просьбу. Если вы захотите где-нибудь укрыться, то вторая палатка для вас.
— О! Благодарю. Но всё же эта приятная полутень меня вполне устраивает.
Обе палатки были скромными офицерскими; они быстро ставились и разбирались. Большой командирский шатёр, видимо, услали вперёд вместе с обозом.
Эрис поклонился и зашагал прочь, чтобы нырнуть в свою палатку и исчезнуть. Ничего удивительного, что он готов улучить момент и поспать, если, как подозревала Иста, он провёл две ночи на ногах. Слуга последовал за ним, но через несколько минут появился снова и уселся, скрестив ноги, у входа.
Служительница, временная горничная Исты, спросила, не нужно ли ей что-нибудь, а потом расположилась рядышком в тени. Иста завела с ней бесполезную беседу, но, впрочем, узнала многое о здешней деревенской жизни. Потом слуги принесли рейне поесть и взволнованно наблюдали за ней, но очень обрадовались, когда она улыбнулась и поблагодарила их.
Деревня была слишком мала, чтобы обеспечивать храм, но узнав, что на главной площади находится источник, посвящённый самой Дочери, Ферда и его гвардейцы ушли после еды туда, приносить благодарность богине за недавнее освобождение. Иста благосклонно отпустила их, хотя сама не чувствовала необходимости искать укромный уголок, чтобы поговорить с богами; такое ощущение, что куда бы она ни пошла, они одинаково давят на неё. Может, есть такое место, где их точно не будет? Вот его и нужно избрать целью паломничества. В этот тихий, бледный послеполуденный час её сморила полудрёма. Служительница свернулась рядом с ней на одеялах калачиком и просто спала. Сопела она, как подобает леди, чуть громче, чем мурлычущая кошка.
Иста поправила одеяло и прислонилась к коре дерева. Его корявому стволу не меньше пятисот лет. А деревня стоит здесь столько же? Похоже, что да. Шалионские, ибранские, даже некоторое время рокнарские власти, потом снова Шалионские… одни хозяева сменялись другими, словно волны накатывали на берег, а деревня всё стояла, всё продолжала жить. В первый раз за много дней Иста почувствовала, как её тело начинает расслабляться, в этот безопасный час, в этой смене времён. Она позволила себе закрыть глаза, совсем ненадолго.
Мысли теряли очертания, паря на грани сна. Какая-то суета вокруг замка в Валенде, а может быть, в Зангре, какие-то споры об одежде, которая плохо сидит. Летящие птицы. Зала в замке в свете свечей.
Лицо Эриса, искажённое испугом. Его губы сложились в букву «О», руки в ужасе вытянуты вперёд. Он идёт, спотыкаясь. Он издаёт леденящий звук, нечто среднее, между рычанием и криком, переходящим в скорбный вопль.
Иста проснулась, судорожно дыша, крик всё ещё звенел у неё в ушах. Она села и огляделась, сердце бешено колотилось. Служительница продолжала безмятежно спать. Несколько мужчин устроились в другой части рощи, рядом с пасущимися лошадьми, и играли в карты. Другие спали. Похоже, никто больше не слышал этого душераздирающего звука; никто не повернул голову в сторону палатки Эриса. Слуга, сидевший у входа в неё, ушёл.
Это сон… правда? Но он был слишком осязаемым, слишком ясным; он встал поперёк потока мыслей, словно камень посреди реки. Иста заставила себя снова откинуться на ствол оливы, но лёгкость бытия никак не хотела возвращаться. Словно тугие бинты стянули её грудь, мешая дышать.
Очень тихо, опираясь на руку, она встала на ноги. Никто на неё не смотрел. Иста скользнула по солнечному пятну, отделявшему её от соседнего дерева, и снова оказалась в тени. Она застыла у входа в палатку. Если он спит, то как объяснить, зачем она разбудила его? А если он уже проснулся и, скажем, одевается, зачем вторгаться в его уединение?
Я должна выяснить.
Иста приподняла полотно, закрывающее вход, и шагнула внутрь; глаза привыкали к полутьме. Ткань палатки была достаточно тонкой, и сквозь неё были видны узкие тени листьев оливы, которые шелестели над крышей, освещённые солнцем, чьи лучи пробивались сквозь переплетение нитей.
— Лорд Эрис? Лорд Эрис, я… — её шёпот оборвался.
Туника Эриса и сапоги были сложены на одеяле справа. Он лежал лицом вверх на походной койке слева от Исты, накрытый лишь лёгкой льняной простыней. Голова была ближе к двери. Тонкий серо-чёрный шнурок стягивал его бицепс, символизируя какую-то особую молитву, обращённую к Отцу Зимы.
Посеревшие веки были сомкнуты. Он не двигался. Кожа была бледная и прозрачная, словно воск. С левой стороны груди на белом льне виднелось ярко-алое пятно.
Дыхание Исты замерло, не давая ей закричать. Он упала на колени возле койки. Пятеро богов, его убили! Но как? С тех пор как слуга вышел, в палатку никто больше не заходил. Неужели слуга предал своего хозяина? А может, он был рокнарским шпионом? Её дрожащая рука приподняла простыню.
Рана под его левой грудью зияла, словно маленький тёмный рот. Из неё медленно сочилась кровь. Видимо, удар кинжала, направленный в сердце. Он ещё жив? Она прижала руку к этому своеобразному рту и почувствовала клейкий поцелуй на ладони, стараясь уловить биение или трепетание сердца. Она не могла различить. Осмелится ли она прижать ухо к его груди?
Вспышка жутких воспоминаний пронеслась у неё пред внутренним взором: тот высокий, худой мужчина из сна и алая кровь, ручьём текущая сквозь её пальцы. Иста отдёрнула руку.
Я видела эту рану раньше. Она чувствовала, как мечется её собственный пульс, стучит в шее, в лице, барабанит по ушам. Голову словно забили ватой.